Художник
|
БИБЛИОГРАФИЯ
|
|
"НОВОЕ РУССКОЕ СЛОВО" 30 октября 2000, Нью-Йорк ТЕСНЫЕ КОНТАКТЫ ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИБлагоговение к прошлому - спасительный рефлекс современного эстетического сознания, уставшего от вседозволенности новейших "измов". Как тонущий кубинский мальчик, уцепившийся за понтон и чудесным образом уцелевший, многие художники хватаются за реликтовые буйки, обозначающие канувшие в Лету пласты культуры. Они "зрят в корень", буравя исторические пласты в надежде обрести мировоззренческую, методологическую опору. Это увлечение конкретной эпохой, конкретным периодом искусства - переиначим незабвенного Козьму Пруткова - подобно флюсу. Художник перекошен, зациклен, одержим. Он, по сути, ментально "ушиблен", его диагноз - синдром исторической самоидентификации, и изживается благородная болезнь только трудотерапией, непрерывным исторганием на холст и бумагу навязчивых образов. Именно таков 44-летний москвич Игорь Четвертков. Его "пунктик" - древняя Греция. ее легенды и мифы. Не пунктик даже, а пунктище. потому что трудится он последние годы исключительно "в греческом зале", варьируя разнообразные античные сюжеты. В эти дни в постоянной миссии Российской Федерации при ООН, на Ист 67-й стрит в Манхэттене (между 3-й авеню и Лексингтон авеню) проходит выставка работ античного цикла Игоря Четверткова. Эта выставка уже поездила по миру, в одной из стран она называлась "Логика мифа". Да, у мифа есть логика, и ее у него больше, чем у окружающей нас реальности, движимой совокупностью случайностей. Миф никуда не спешит, он пребывает в покое или вращается в великом кругу. В современном сознании господствует векторное время, в эллинском - время лишено гомогенности и направленности. Часы древнего грека остановились, прогресса для него не существует, поскольку Золотой век - позади, в прошлом. Была, видимо, своя, частная логика а том, что Игорь Четвертков, окончивший а 1977 году театральное отделение Московского художественного училища памяти 1905 года и получивший первые сильные творческие импульсы в мастерской Александра Тышлера, пришел какое-то время назад к ощущению самоценности "греческого зала", которым он стал пользоваться как сказочным Сезамом, полным сокровищ. Но прежде художник оформил в различных городах России свыше 50 спектаклей, что, несомненно, помогло ему обострить эстетическое зрение и научиться погружаться, хоть и по заказу, по чужой воле, в самые разные исторические эпохи и художественные миры. "Внутри театра были увлечения разными художниками, очень сильные увлечения и не очень. - рассказывал в одном из интервью Игорь Четвертков. - Но потом как-то от этого всего освободился". Он много занимался графикой, оформлял книги. Постепенно станковая живопись, которая сперва была для театрального художника неким подобием хобби, вышла для него на первый план. По словам Игоря, это произошло лет десять назад. "Дождь - катарсис Природы. Последние две строки из написанного Четвертковым еще в 1981 году философского стихотворения явно программного характера оказались пророческими. Духовный дождь пролился на него в Херсонесе, древнем форпосте эллинской цивилизации на окраине нынешнего Севастополя. Руины кварталов, храмов, амфитеатра, скульптура, керамика - все это произвело на Игоря, по его признанию, ошеломляющее впечатление. Первые картины античного цикла он выставил в стенах Херсонесского историко-археологического музея-заповедника. А затем эллинская экспозиция Четверткова начала путешествие по земному шару, побывав в Москве, Петербурге. Швейцарии, Италии. Германии, Франции, Великобритании, Кипре, Японии, наконец, в США. Что больше всего поражает в античном цикле Четверткова - восхитительное сочетание разнородных, контрастных живописных фактур, в первую очередь рельефа и мозаики. Этим оружием художник пользуется виртуозно. Его работы принципиально камерны - никаких замахов на обобщения и патетику. Это либо натюрморт с керамикой, либо фрагмент скульптуры или графики, головы античных богов или героев. С одной стороны, используя специальную керамическую коктейль-пасту, он подчеркивает музейную шероховатость торсов и голов ("Поверженный воин", "Александр", "Афродита", "Торс Геракла"). С другой - деликатными коллажными вкраплениями добивается эффекта эстетической актуализации, причем не эпатажного характера, как, например, у неодадаистов. а сугубо уважительного. Это может быть фрагмент цветного орнаментального фона, мозаичного пола некоей воображаемой термы или кусочек древнегреческого текста. Подчеркнутая яркость вкраплений есть знак насильственного сопряжения времени - античного с нынешним, знак постмодернистской вольницы, когда "можно все". Но, повторяю, у Четверткова эти вкрапления почтительны как придыхания неофита, как демонстрационные "заплаты", оставляемые реставраторами на стенах храмов. Реставраторы знают, как восстановить храмовую фреску, и воссоздают на стене ее кусочек, некое "окно в прошлое", - для сравнения с поблекшей уцелевшей живописью. Но на этом мудро останавливаются: пусть люди смотрят на настоящее, аутентичное, несущее энергию ушедшей эпохи, а не на "новодел", пусть и высшего реставрационного пилотажа. "Новодел" Игоря Четверткова - его фирменный прием, отточенный им до блеска. Нужно обладать обширной эрудицией и сугубо "археологическим" чутьем, чтобы подбирать к конкретным эллинистическим мотивам безупречного вкуса цветовые аппликации. Изумительны "Лилии", которые художник галантно дарит потускневшей античной керамике. Роскошен диптих "Пир", где цветовое домысливание и достраивание античного празднества уже не штрих, не акцент, а доминирующий центральный аккорд, Поэтическим лаконизмом отличаются вещи из серии "Шельф", где античные артефакты помещены в "аквариумное" пространство и нескучную компанию причудливых рыб. Археологи-подводники могут считать Четверткова своим идейным гуру. Знак бесконечности ("Троянские сосуды", "Троянский шельф", "Путь") - цветовой вихрь "стоящей на месте" человеческой истории и одновременно мистическая спираль визионерства, позволяющего "откручивать" время назад, Превращение живого в окаменелость представлено как амбивалентный процесс, обладающий способностью движения в обе стороны. Культурологическое любопытство неудержимо ведет Игоря Четверткова по спирали - в иные миры. Не оставляя любимую Элладу своим вниманием, он намерен "катапультироваться" в Византию и средневековую Русь, в Венецию и Санкт-Петербург, города-символы, города метафизической судьбы. Процесс исторической самоидентификации продолжается. |
"ИГОРЬ ЧЕТВЕРТКОВ"Выставку «Итоги сезона 1977—78» я ждал с особым нетерпением. Той осенью все были заняты подготовкой к Всесоюзной выставке художников театра, кино и телевидения в Манеже. К ней готовились серьезно, а выставка московских художников в ВТО была устроена скорее из желания не нарушать добрую традицию. Прошла она внешне буднично. Большинство ведущих мастеров в ней участия не принимали, обсуждения решили не делать. Но и на этот раз выставка не разочаровала, так как принесла с собой новые идеи и открыла новые имена. Одним из открытий выставки стал эскиз Игоря Четверткова к спектаклю «Мери Поппинс» по повести П. Трэверс, поставленному в Горьковском ТЮЗе. Среди многих профессиональных, до сантиметра выверенных живописных эскизов его работа выделялась особой декоративностью, звонкостью цвета, раскованностью формы и свободой организации холста. Предчувствие нового освоения пространства, идеальное представление о возможном на сцене, задорность молодости определяли обаяние этой работы. В голубом пространстве среди множества театральных атрибутов царили подчеркнуто плоскостные цветные человечки. Они выглядывали из-за ширм сбоку холста, летели среди таких же плоских белых облаков-падуг, падали вниз, исчезая за нижней кромкой эскиза. Возникало ощущение, что действие продолжается еще дальше, что мы видим лишь часть возможного, на что способна фантазия художника. В своем сумбурном движении человечки спешили показать себя, удивить зрителя и удивиться самим от праздника, возникшего как бы случайно, невзначай. Работа Четверткова была замечена, репродуцирована, о ней писали. Дебют молодого художника состоялся. Игорь Четвертков окончил Московское областное художественное училище памяти 1905 года, где с 1973 по 1977 год я вел курс театральной композиции. Обладая колоссальной работоспособностью, стремясь как можно скорее овладеть профессией и работать самостоятельно, он успевал сделать в два-три раза больше остальных учеников. Были удачи, были промахи. При коллективных обсуждениях в группе ему часто доставалось за излишнюю сухость и рационализм, он стойко сносил огорчения и делал «назло» лучше. Атмосфера дружбы и высокой требовательности друг к другу учеников театрального отделения питала его, в ней он чувствовал себя легко и естественно. Учителей в те годы у Игоря было много. Он учился на творчестве Т. Сельвинской и Б. Мессерера. Однажды постучался в дверь к А. Г. Тышлеру (сделал то, на что я, испытывая любовь к этому художнику, в свое время не решился), показал ученические работы и впоследствии не раз получал у него советы. Первые его работы несли на себе отпечаток влияния творческой манеры этого мастера. Такими были эскизы к «Макбету» У. Шекспира. В эскизах к пьесе А. И. Островского «Таланты и поклонники» сплавленность живописи создавала зыбкую, мерцающую среду, из которой выступали очертания точно отобранных деталей возможного спектакля. Более определенно индивидуальность молодого художника проявилась в эскизах к балету И. Стравинского «Петрушка». Четвертков сознательно отказался от устойчивого композиционного строя. Белая ширма, витражно яркая повозка, заполненная цветными карнавальными куклами, фигурки персонажей подвижны в белом морозном пространстве. Асимметрично расположенные на холсте, они существуют на грани композиционного распада, создают разное напряжение плоскости, и в результате рождают особую музыкальность, праздничность и трагизм. В дипломной работе Четверткова, в эскизах к драматическому циклу А. Блока «Балаганчик», «Король на площади», «Незнакомка» подвижность пространства, его активизация в сценическом времени получили новое развитие. Единая установка, состоящая из ярких контрастных синих, красных, зеленых блоков-ширм, перестраиваясь в трех эскизах, по-разному переосмысливается. По-новому живет и голубое пространство среды. Устойчивость композиции балаганчика сменяется шаткостью вертикали «Короля на площади», и распадом формы в эскизе к пьесе «Незнакомка». Холсты плотно заселены персонажами. Маленькие марионетки, одетые в цветастые костюмы, пишутся Четвертковым не столько для представления о масштабе декорации, сколько для представления о мире создаваемого театра. Они — главная составляющая этого мира, яркого и грустного одновременно. После окончания училища творческая активность молодого художника стимулировалась предложениями режиссеров осуществить его театральные идеи на практике. Этот период принес радость общения с интересными постановщиками и горечь неудачи при осуществлении замыслов с людьми, творчески ему не близкими. Вместе с режиссером О. Карстеном он выпускает в Дзержинске спектакль по пьесе Ф. Дюмануара и А. Ф. Деннери «Дон Сезар де Базан». В этой работе развиваются принципы единой подвижной пластической формы, поиск которой был начат в годы учебы и убедительно выражен в макете к пьесе Л. Зорина «Варшавская мелодия». Мягкие линии полупрозрачного занавеса сменялись острыми граня ми меняющей свою конфигурацию ширмы. Архитектурные мотивы, решенные плоскостью с черной обводкой контуров, развиваясь от крупных форм к более мелким, переливаясь в еще более мелкую и дробную форму костюмов действующих лиц. Передвигаемая актерами по ходу спектакля ширма, демонстрируя неожиданные возможности, заложенные в простой, на первый взгляд, установке, обозначала места действия и была полноправным действующим лицом представления. Длительная работа над эскизом, стремление к предельной насыщенности цвета завершились успешно. Особая светоносность поверхности холста выделяла этот эскиз среди других работ на очередной выставке «Итоги сезона». Новое предложение оформить спектакль по пьесе А. П. Чехова «Чайка» в учебном театре ГИТИСа вызвало к жизни множество новых рисунков, эскизов костюмов и декораций. Понимание меняющегося в зависимости от развития драматургии пространства спектакля стало более многоплановым и глубоким. Ступени, ведущие со сцены в зал, небольшой писаный задник с луной, драпировка занавеса, сдвинутая к краю сцены, две лампы, мебель и цветы — вот, пожалуй, все элементы оформления. Простота декораций учитывала небольшие возможности сцены, в ней не было сложной конструкции, машинерни (всего того, что так пугает постановочную часть почти любого театра), и все же работа Четверткова осталась неосуществленной. Продуманность жизни на сцене каждого элемента оформления, предполагаемое развитие костюмов, их цветовой гаммы — от ядовито-ярких в пастельной среде в начале к более мягким по цвету в середине и обесцвеченным белым, строгим по форме к концу спектакля, распространение цветов по ходу действия с авансцены к краям площадки, завоевание ими пространства зала в результате — возникающее чувство красоты и трагизма — все это вместе взятое оказалось настолько определенным, что, видимо, напугало режиссуру и стало, к сожалению, не нужным спектаклю. Придуманный Четвертковым спектакль остался жить в эскизах, живопись которых подтвердила выросшее мастерство молодого художника. В 1980 году Игорь сотрудничает с драматическим театром в г. Кирове. Он оформляет спектакли «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, «Эти любящие женщины» Роберта Тома — с режиссером Регурецким, «Конек Горбунок» П. П. Ершова, «Молодая хозяйка Нискавуори» по пьесе X. Вуолийоки — с режиссером С. Догадкиным. Последний из перечисленных спектаклей оказался наиболее удачным, но и в нем остались нереализованные многие замыслы художника. Короткие сроки работы над драматургическим материалом, поспешность утверждения ранее найденных приемов, желание выжить в жестких условиях театра объясняют, видимо, и возникновение более жесткого стиля эскизов этого периода. Как бы наградой художнику, упорно ищущему свой театр и своего режиссера, стала для него работа с режиссером Ф. Берманом и художником по костюмам К. Шимановской над спектаклем «Бонжур, Эдит Пиаф!». Условия малой сцены Владимирского драматического театра диктовали появление и нового пространства. Сидящие за столиками «парижского кафе» зрители, актеры двух маленьких сцен по бокам помоста «улицы» посредине, летящие под полосатым тентом «шагаловские» фигуры были объединены общей художественной атмосферой спектакля. Декорация стала местом их жизни, радости и страданий. Игорь Четвертков работает много. Пробует себя в разных жанрах, оформляет эстрадное ревю, кукольные спектакли, создает серии живописных и графических работ, поддается влияниям, сбрасывает их. упорно ищет способы более полного выражения своей творческой и человеческой индивидуальности. Последнее время мы видимся все реже и реже. Из года в год театр властно поглощает все свободное время художника, оставляя для общения редкие часы вернисажей и обсуждения выставок. Чаще мы видимся на перроне Ярославского вокзала, перед отходом поезда Москва — Киров. Каждый раз несколько мгновений привыкаю к повзрослевшему и неуловимо изменившемуся Игорю. Отмечаю прибавившуюся уверенность, большую раскованность в манере держать себя, лишь взгляд по-прежнему внимателен, да все та же большая папка, неизменно полная рисунками и эскизами. Он открывает ее, и я вновь вижу множество рисованных тушью, цветных, бегущих, летящих, праздничных и трагичных человечков. Уходит поезд, оставляя Игоря на перроне, но со мной еще долгое время остаются персонажи его театральных фантазий, а вместе с ними радость за ученика и тревога — чувства, известные каждому учившему или просто более взрослому человеку. |
|
Елена КРАСНОПЕРОВА, журнал "НЕПТУН-XXI ВЕК", №3, 2000
Волна накатилась и отступила, оставив на отмели то ли глиняный черепок с едва различимым узором, то ли обломок черепахового гребня, некогда украшавшего прекрасную головку. А может, просто показалось, и это всего лишь отполированная водой и временем галька. Шельф не любит расставаться со своими сокровищами, немногим позволяя приоткрыть завесу тайны и взглянуть... Словно сквозь толщу воды всматриваемся мы в античный мир на полотнах московского живописца Игоря Четверткова. Как в мозаике пытается художник собрать из отдельных фрагментов и осколков целостную картину, портрет некогда великой цивилизации, оставившей будущим поколениям классическую поэзию и театр, философские трактаты и великолепные памятники изобразительного искусства. Глубокое проникновение в этот мир, искреннее восхищение им и желание заглянуть в тайны шельфа, легли в основу образной системы Четверткова. Его "Античный цикл" - не иллюстрированная энциклопедия, не реконструкция и точное воспроизведение шедевров древности и обитателей морских глубин. Мифы и историческая реальность, живое и неодушевленное сливаются здесь в единый художественный образ, цельный, монументальный, эпический, эмоционально наполненный, хотя и приведенный иногда к лаконичной формуле или многозначному смыслу. Именно такими символами кажутся зарывшиеся в донный ил древние сосуды с оплетающими их загадочными муренами, фантастические ершистые рыбы, кружащие вокруг руин с древними письменами. При этом грань между живым и окаменелым едва различима. Строгий отбор изобразительных мотивов, их очищение и кристаллизация целиком компенсируются разнообразием живописных средств и приемов. Активная работа с фактурой, часто делая холсты Четверткова созвучными скульптуре или мозаике, в то же время обогащает цвет, разбивая его на тончайшие нюансы в рамках единой холодноватой гаммы. Эта разница фактур - мозаика и рельеф - особенно привлекает зрителей на выставках, которых у художника более ста, ведь выставляются его произведения с середины семидесятых годов, когда Игорь Четвертков еще учился на театральном отделении Московского художественного училища Памяти 1905 года. Начинал работать как театральный художник. Объездив всю страну, он поставил свыше пятидесяти спектаклей. Последние 10 лет Игорь Четвертков посвятил теме Античной Греции. Интерес к ней возник после встречи с Херсонесом - прекрасным осколком Эллады. Много веков назад город наполняли голоса греков, открывших "золотое сечение" и внушивших всем будущим цивилизациям представление об идеальной красоте, о всепобеждающем герое и о классической поэзии. А нынче большая часть города превратилась в шельф... Поняв и прочувствовав все это, художником были написаны первые картины цикла. Они были выставлены в стенах Херсонесского историко-археологического музея-заповедника и имели большой успех. Затем были выставки в Москве, Санкт-Петербурге, Швейцарии, Италии, Германии, Франции, Великобритании, Кипре, Японии, США... И везде картины художника находили особый отклик в сердцах зрителей, чувствующих увлечение, любовь и преданность художника Своей Теме. |
|
Елена КРАСНОПЕРОВА, журнал "НЕПТУН-XXI ВЕК", №2, 2002
МИФОЛОГИЧЕСКИЙ ШЕЛЬФ ИГОРЯ ЧЕТВЕРТКОВАПостоянным читателям журнала "Нептун" художник хорошо известен. Как-то раз мы уже знакомили почитателей журнала с творчеством Игоря Четверткова, опубликовав галерею его полотен. И на эту публикацию были отклики. Сейчас Игорь продолжает тему "Шельф", которой посвящено уже более 30 полотен. Его работа над картинами сродни работе ученого - доскональное изучение изображаемого, будь то античный миф, либо обитатели средиземноморских глубин, либо жизнеописание Александра Великого. Именно этот подход к живописи, а также, вероятно, необычная техника, мощный колорит и тема Древней Эллады способствовали успеху картин Четверткова на международном Фестивале Подводных Изображений, проходившем минувшей осенью во Франции, в Антибе. Кстати, дружбе с Президентом фестиваля Даниэлем Мерсье и французскими художниками Андре Лабаном и Паскалем Лекокком не мешало незнание языка, поскольку язык настоящего искусства интернационален. Путешествие во Францию, на Лазурное побережье, знакомство с единомышленниками из многих стран мира - подводными фотографами, кинематографистами, художниками, скульпторами - дало новый толчок в работе Игоря Четверткова над подводными образами. И результат тому - новая его выставка, открывшаяся в Москве, в галерее на Таганке. Прекрасные Наяды, резвящиеся в изумрудной воде с экзотическими яркими рыбами, подчеркивают древность окружающих их сосудов, осколков греческих мозаик ... Волосы Наяд, водоросли - все переплелось в этом необыкновенном, фантастическом круговороте ... Фрагмент рельефа с изображением Всадника Александра - величие, запечатленное рукой древнего ваятеля, вновь оживает благодаря кисти живописца, словно проникшего сквозь толщу вод... Неживое и живое рядом: прекрасная, трепещущая рыба-хирург будто заигрывает, зовет с собой изображение мозаичной рыбки, которая, увы, замерзла и не может плыть... Но разве можно "рассказать" живопись? Разве можно словами заменить этот красочный, живой мир на полотнах художника, передать чувства, раскрывающие его замысел? Картины Игоря Четверткова необходимо видеть в оригинале, даже хорошая репродукция не передает ни полноты цвета, ни объема изображения, которые несут свет, радость, эллинскую любовь к жизни, а порой и призывают задуматься об истинном и ложном, о суетном и вечном. Успех художника - успех его картин. Они приносят удачу своей светлой, позитивной энергетикой... Впереди - выставка в Греции. Путешествие, новые впечатления и встречи наверняка принесут свои плоды - новые прекрасные полотна замечательного русского живописца Игоря Четверткова. |
|
Борис МЕССЕРЕР
Народный художник Российской Федерации, действительный член Российской академии художеств, лауреат Государственных премий Российской Федерации Интервью для фильма "Художник Игорь Четвертков"Программа "ВИЗАВИ". 1993г.Мне приятно, что Игорь упоминает меня в числе своих учителей. Мы много общались. Мне был всегда исключительно симпатичен и мил его человеческий художнический облик с этим спокойствием в лице, с этой настойчивостью художника в достижении своей цели. Мне сразу показалось его творчество каким-то родственным. Потом я неоднократно убеждался в том, что мои ощущения оказались логичными на всю последующую жизнь. Творчество Игоря очень изменяется и бывают разные периоды, циклы, что тоже мне в чем-то близко и отрадно. За этим стоит художественный поиск - нешуточный и серьезный. Я всегда могу отличить его работы и в театре, и в станковой живописи, и в графике. Возможность работать в разных жанрах на первый взгляд - путь логичный для любого художника. Для сценографа это редкий путь, потому, что толь-ко художник, работающий для себя, без надежды на скорый успех, работающий планомерно и с желанием достичь каких-то высот духа в чистом своем искусстве, может удачно применить свое дарование. |
|
Станислав АЙДИНЯН
Директор культурных программ «Спейс», искусствовед Федерации Акваживописи, член Союза российских писателей В КРУГЕ ОБРАЗОВ ИГОРЯ ЧЕТВЕРТКОВА(журнал "НОВАЯ ДЕРЕВНЯ", №2, 2005)И. Четвертков - один из координаторов движения за возвращение мраморных скульптур Парфенона из Британского музея в Грецию, в Афины. Он организовал участников движения с российской стороны. Игорь Четвертков начинал свой творческий путь как театральный художник. Выпускник Московского областного художественного училища памяти 1905 года, он учился в мастерской С.Б. Бенедиктова, одновременно консультировался у знаменитого А.Г. Тышлера. Из первых опытов начинающего тогда театрального художника, назовем эскизы к «Макбету» Шекспира и к «Талантам и поклонникам» А. Островского. Однако, учитель Игоря С. Бенедиктов считает, что его творческая индивидуальность стала по-настоящему проявляться со времени, когда он осуществил серию эскизов костюмов и декораций к блоковским - «Балаганчику», «Незнакомке», «Королю на площади», составивших лирическую трилогию. У него за плечами масса триумфальных, успешных театральных постановок во многих городах России. Их к двухтысячному году было уже более полусотни. Художественных выставок около ста... О искусстве Игоря Четверткова немало писали искусствоведы и журналисты и у нас, и за рубежом. Обращают на себя внимание в этом русле и отклики на выставки - «Логика мифа», «Киприада», прошедшие на Кипре, в Никосии, в Российском центре науки и культуры. Наследники древнегреческой цивилизации, киприоты, по достоинству оценили созданную российским живописцем целую галерею фантастико-лирических работ, в которые вложены восставшие со дна времен образы Эллинской Культуры... У художника есть картины, в которых центральный образ, основной герой, очень отцентрован, выделен. На него взгляд падает сразу, он сразу пленяет воображение. Это явственно ярко в его медальном «Аполлоне», а также в «Афине», «Дионисе»... Образы античности... Какова же та большая авторская серия холстов?.. Есть в этих работах - какую из них ни возьми - мощная объемная масштабность и многосложность, богатство сразу нескольких планов изображения. Эта многосложность планов свойственна не одной и не двум работам Игоря Четверткова. В его обширном творческом «багаже» масса холстов, в которых бытует такая развернутая фоновая многосложность. Четверткову явно тесно в одной реалистической плоскости, в одном земном измерении... Не менее важно сказать, что И. Четвертков не обошел вниманием важнейшее из направлений античного прикладного искусства - это богатое наследие всевозможных сосудов, «завещанных» нам древностью. Из под кисти художника вышло немало работ, где целые «натюрморты», составленные из кувшинов и амфор, ритонов, прообразы которых были в ходу в разных областях Греции. В этом смысле показателен холст «Амфоры» (2004), ныне находящийся в коллекции президента Мальты. Здесь, в уравновешенном, гармонично организованном, соразмерном пространстве стоят - и классический сосуд, и непохожий на него «брат» из позднего палеолита, и кносский сосуд, и никейский, где ручки в виде лошадей. На них будто песок и известь оставили пастозный след... В фоне картины использован орнамент, повторяющий ряд акротериев, своеобразных ракушек. Такие мраморные акротерии служили замковыми камнями, венчавшими порталы античных храмов. Упомянем в этой связи и «Троянцев», где сосуды изображены под особым наклоном, тут они намеренно лишены равновесия, будто покатились под шквалом урагана... Среди них оригинально выделены сосуды на трех ножках... В «Троянцы» вписан фрагмент гомеровского эпоса на древнегреческом. Многие «эпизоды» работы почерпнуты автором из экспозиции «Сокровища Трои», что была развернута в Музее Изобразительных Искусств в Москве. Есть ли черты символизма у Игоря Четверткова? Да, безусловно, такие черты в его творчестве неизбежны, когда мы наблюдаем его бесчисленные амфоры, сосуды, скульптуры, облики Дионисия или Пенелопы - все это, многообразно отраженное художником на холстах, - ничто иное, как символы греческой культуры и цивилизации. Изображение античности Четвертковым не самоценно, он чувствует себя не менее уверенно, когда берется за образы Возрождения. Он осуществляет, например, художественный проект, когда создает серию портретов своих современников, решая их в духе и стилистике Ренессанса, и тогда портрет обретает еще большую обобщенность, еще большую художественную силу, еще большее эстетическое значение. Одной из самых символичных работ Четверткова можно смело считать его «Коринфского грифона», где грифон, рожденный по мотивам рисунков вазописи, изящно выгнувший спину, доведен до символа. Он - как изогнутая литера, как иероглиф. И рядом с ним сосуды коринфские с львиными головами... В холсте «Шельф № 15» изображена голова из херсонесского музея, которую обвила мурена. В «Шельфах» 8, 9 - мурены и змеи обвивают кувшины. В археологическом музее в Херсонесе И. Четвертков некогда выставлялся вместе с... экспонатами-прототипами отображенных им предметов. Как в античном цикле, так и в «возрожденческом» цикле портретов, надо сказать, у Четверткова совершенно явственно эпическое начало. Достигает он его и тем, что использует известные образы. Это, например, и Афина в характерном шлеме, и Афродита, и торс Геракла... Но не только прямым цитированием источников достигается эпическое звучание... Эпики больше в той внутренней силе, которая вложена в эти образы, в великолепном равновесии каждой художественной детали, изображенной художником. Его натюрморты, а это особая тема в творчестве И. Четверткова, исключительно эпичны. В них удивительное равновесие меж предметами, какая-то неправдоподобно тонко угаданная равновесность. Причем, порой Четвертков использует силами палитры особый прием для придания предметам и образам античного колорита. Он видел в музеях выбеленные от времени сосуды и обломки статуй, известкового цвета изъеденные морской водой амфоры. Вот эта тональность затонувшего в глубинах истории античного мира вышла на полотна художника. Древность, таким образом, снизошла в изображения естественно. Кисть, кладя пастозные мазки, создала объем на многих работах Четверткова мы видим еще один постоянный мотив - это рыбы. Причем пристальность взгляда художника на них выражена особо. Четвертков рисует их реалистически, они у него - как живые. Будто сейчас рыба покинет пространство холста и уплывет в свою морскую даль. Рыбы у Четверткова плывут над античными потонувшими в море сосудами, над фрагментами мозаики и орнаментами затонувших площадей античных городов, над статуями, над могильными камнями, которые можно видеть на дне моря в Греции, и близ греческих колоний Понта Эвксинского, таких, как Херсонес Таврический... Рыбы Четверткова очень разные, чувствуется, что он разбирается в их разновидностях... Четвертков принимал участие в «Фестивале подводных изображений», на Лазурном побережье, во Франции. Там вместе с сыном Жака Ива Кусто и Андре Лобаном, старым художником-аквалангистом, рисовавшим под водой, представлял свою живопись, это был цикл «Шельф». В понимании художника, «шельф», - это затопленная территория, некогда обитаемая... Одновременно «шельф» - это материковая отмель. Художнику присущи черты постмодернизма в том плане, что он использует образность, освоенную классической мировой культурой. Возможно, постмодернистичность проявляется и в неоспоримо сильном декоративном начале. У Четверткова декоративное начало очень обаятельно, оно поднимает художника к жреческому служению самой Красоте. Его красочные и формальные эксперименты подчинены сверхплану - мощному ощущению Гармонии. И то, что он Гармонию чувствует - помогло ему понять главенствующую роль Красоты в мире и жизни. По большому счету именно Красотою и живо искусство. Многие формальные эксперименты, далекие от Красоты, невольно уводят художника за пределы искусства... У Четверткова же, уравновешены и экспериментальное начало, и его, рожденная в плоскости гармонии, эстетика. «Для меня живопись - это жизнь», - сказал И. Четвертков в марте 2000 года в интервью, данном газете «Наш Изограф». Тем, кто видел произведения мастера-художника ясно, что ни жизнь его, ни живопись - далеко не напрасны... Это еще раз подтвердилось персональной выставкой Игоря Четверткова в арт-клубе «Екатерининская площадь» в Москве. Клуб объединяет более сорока художников, чьи вернисажи уже около девяти лет проходят в отеле «Космос», в зале «Саквояж». Античный цикл работ кисти Игоря Четверткова тогда по-новому предстал перед московскими зрителями, художниками профессионалами, которые должным образом высоко оценили мастерство и своеобразие живописца. |
АВТОПОРТРЕТ ДЕМИУРГАВот так всегда! Знакомишься с молодым художником, а он, спустя каких-то пятнадцать лет становится знаменитым! Причем – заслуженно! Пятнадцать лет назад мы пили с ним портвейн в ночном Херсонесе, а уже через год был закончен его «античный цикл», навеянный руинами древнего города… И эта выставка с успехом демонстрировалась в лучших галереях мира. Прошло время, и мы изменились: стали меньше совершать глупостей, по-другому посмотрели на мир, перестали бродить по ночам..! Игорь Четвертков в рубрике «Профили». Он родился в 1956 г в Москве. Окончил Московское художественное училище «Памяти 1905 года» (курс С.Б. Бендиктова). Начинал театральным художником – поставил свыше 50 спектаклей. Участвовал в 100 выставках в России и за рубежом. Его работы находятся в музеях и частных коллекциях Москвы, Санкт-Петербурга, Киева, Севастополя… А также за рубежом - на Кипре, во Франции, в Италии, Германии, Швейцарии, Великобритании, Японии, США. Член союза художников России и Союза Театральных Деятелей. Это – официальная сводка, а теперь – беспредметный разговор. А.Маслов: Расскажи о "прелестях" работы сценографа: общение с авторами и создателями, степень твоей творческой несвободы, конфликты и пр. И.Четвертков: О «прелестях» работы сценографа можно говорить долго, равно как и о любой другой творческой работе, связанной с коллективом. Главное, чтобы такая работа не превращалась в «коллективное бессознательное»! И если все счастливо совпало, то не «токмо» процесс, но и результат может тебя удовлетворить. А что лучше этого? К сожалению, такие счастливые совпадения крайне редки. Наша работа – выстраивание реакции зрителя. Так что, будем говорить о «прелестях»? Они везде одни: сумасшедший дом. Это интересно разве что «бульварному читателю». В такие моменты думаешь об одном: «Что ты здесь делаешь? В мастерской тебя ждут холст, краски. Вперед!..» Но если все совпало: театр, автор, режиссер, актеры, цеха, - счастью твоему, Творец, нет предела! Таких «совпадений» на моем веку раз-два. В целом же, ощущение от работы в театре остается только одно – бессмысленная трата драгоценного времени. Это и определило мой уход в живопись. А.М.: Твоя выставка стала украшением театрального фестиваля "Херсонесские игры". После встречи с Херсонесом у тебя, как мне кажется, начался новый период. Как бы ты его охарактеризовал?И.Ч.: Благодарю. Херсонес – родина моего «Античного цикла». Он так глубоко вошел в меня, что перевернул всю мою жизнь. И я понимаю тех, кого так задевает какой-то город, что человек рождается заново, живет в едином природном ритме с ним. Я не был в Херсонесе 14 лет, но это и не важно, т.к. он внутри и живет вместе со мной. Давно задуманы другие живописные серии, но «Античный цикл» до сих пор не отпускает. Одна деталь на холсте «высекает» другую серию работ внутри большого цикла. Помнишь у Пастернака: «…и как предмет сечет предмет». А.М.: "Каждый Художник создает себе "среду обитания" и строит "частокол", защищающий его от реальной жизни. Где у тебя зона комфорта и из чего (или кого) построен твой частокол?И.Ч.: «Среда обитания» художника – его образы, но не всякий художник защищается «частоколом» от реальной жизни. На метафорически построенный вопрос можно ответить так: моя зона комфорта выстроена из дуновений тех сфер, куда душа залетает и… отдыхает. Попытка шутки. А.М.: Столпы твоего мировоззрения: писатели, художники, поэты….? Произведения, которые тебя вдохновили и вдохновляют.И.Ч.: Как это ни забавно, но с детства тянуло к древнегреческим мифам. Может, там моя прародина? Странно, но я живее представлял свою связь с теми событиями, чем с более поздними. А если говорить о моих литературных предпочтениях, то по-прежнему, «читаю охотно Апулея», - классика предпочтительнее современного чтива. Очень люблю Чехова, Джойса, Пруста, Борхеса, Умберто Эко. Поэты: Цветаева, Пастернак, Бродский. Художники: Леонардо, древнерусская иконопись, Вермеер, Ганс Гольбейн младший (специально ездил в Гаагу на его ретроспективную выставку!), прерафаэлиты... Есть один великий современник - американец Эндрю Уайет. Люблю своего учителя, Александра Григорьевича Тышлера. Не люблю «авангард» и «актуальное искусство» (кто его назвал «актуальным»?). Вот такой я ретроград. Кстати, Борхес явился толчком для написания заказного панно. Я назвал его «Книга Песка». У Борхеса есть небольшая новелла с таким названием. Это панно из 12 частей, где почти нет прямых углов. Артефакты евразийской истории и Песок как метафора Времени. А.М.: Твое отношение к расхожему мнению, что настоящий Художник непременно должен быть одиноким, нищим и голодным?И.Ч.: Это «расхожее мнение» - полная чепуха! Получается, что заказчик в масле катается, а несчастный художник должен творить «страдая»?! Есть, конечно, исключения, когда такое «положение» художнику только на пользу... Но это скорее говорит о неорганизованности художника, неспособного работать в нормальных условиях, - ему подавай «бытовые трудности». Если идей полно, и он не ждет дискомфортной обстановки, которая его «бодрит», а свободно творит, будучи свободным, это только стимулирует его, освобождая мозги от лишних хлопот. Торнтон Уайлдер говорил: «Художник должен быть один». Я абсолютно с ним согласен в том смысле, что как одинокий волк, он один на один со своим образом. Художник творит один, даже если рядом любимая жена, детки, родители, друзья. Но ему не нужна групповщина, где он растворяется, нивелируется. Он один. Он единственный. Он неповторим. Закон перетекания энергии: слабый тянется к сильному, а сильный – только к сильному. А.М.: Считаешь ли ты, что счастливая семейная жизнь вообще исключает процесс творчества?И.Ч.: Ерунда. Это только помогает. Главное - чтобы домашние понимали тебя. А.М.: Какой вопрос ты задаешь себе чаще других и нашел ли на него ответ?И.Ч.: Если человек ответил на «главный вопрос», надо умирать! А.М.: Представь: тебя попросили написать картину, иллюстрирующую смысл человеческого бытия, что на ней было бы изображено?И.Ч.: У Хемингуэя в «Островах в океане» журналист просит своего друга художника изобразить «конец света в натуральную величину». Твой вопросец из таких же. Меня потрясла мечта моего любимого Эндрю Уайета: написать картину, где будет только небо, без облаков и прочего, но при этом должно чувствоваться, что сейчас январь. Это высший пилотаж. А.М.: Расскажи читателям о том курьезе, когда заказчик - швейцарец, по-моему,- заказал «ню» своей русской жены, но попросил не писать ее лица, но непременно показать узнаваемое кольцо, которое он ей подарил! Полный бред!И.Ч.: «Что русскому хорошо, то немцу смерть!» Причудливый был швейцарец. Он тогда меня удивил. Какой мужик захочет, чтобы его жена позировала обнаженной какому-то художнику? Как он издевался, сердешный, над своей безропотной женой: и нос заставил ее «повеселее» сделать. Сделала пластическую операцию: был классический нос, стал курносый. Теперь он хочет вернуть прежний нос. Только русская женщина способна выдержать такие пытки. Я написал с нее «Данаю». Он потом заказывал написать обнаженным и своего сына. Вышел молодой обнаженный греческий воин, закрыв чресла щитом. Написал для него и его бывшую жену, балерину, танцующую на парижском Сакре-Кер (собор виден из окна ее квартиры на Монмартре). Свою маму приводил. Она, кстати, в 85 лет стала английский изучать… А.М.: Что тебя примиряет с жизнью?И.Ч.: Ну ты, отец, даешь! Сама жизнь и примиряет. А.М.: "Великая мудрость порождает великую печаль"? Почему и в жизни и на фото у тебя печальные глаза?И.Ч.: Словами «Экклезиаста» отвечать или «по-своему»? Ты его вопросом ответил на его вопрос. А.М.: Если бы ты не избрал свой путь художника, то какой ты видишь альтернативным?И.Ч.: Святослав Рихтер на вопрос: «Если бы Вам отрубили руки, что бы Вы делали?», ответил: «Сочинял бы стихи». Неблагодарное это дело, - относиться к себе в сослагательном наклонении. В детстве ответил бы: космонавтом. Не знаю. Возможно, историком. А.М.: Отношение к женщине: натурщица или?..И.Ч.: И натурщица, и пиктурщица (это я о жене, художнике). Женщин надо любить. А.М.: Насколько ты религиозен и взялся бы когда-либо за роспись плафонов в соборах?И.Ч.: Так много сейчас говорят о своей религиозности, что даже неприлично. Предпочитаю не распространяться на эту тему, ибо вопрос этот сугубо интимный и пусть сам человек для себя решает эту важнейшую тему. Не могу видеть, как кто-то бьет себя в грудь и при этом делает что-то перпендикулярное. Слово и Дело – вещи серьезные. За роспись в соборах не взялся бы. Беда человека в том, что не всегда адекватно он свои возможности оценивает. А.М.: Чего ты боишься лишиться? И.Ч.: Рассудка. А.М.: «Не дай нам Бог сойти с ума: уж лучше посох и тюрьма»? Стереотип: от художников непременно должно пахнуть похотью и спиртным?И.Ч.: Ну досталось мне! Где про такие стереотипы прочитать-то можно? Только в этом интервью! Хорошо, тогда о предпочтениях в пище, напитках, табаке? Не может же быть живой человек без тени порока! С табаком простился 22 года назад. В театре за одну репетицию выкуривал по пачке «Беломора». Спиртное сейчас употребляю умеренно. Раньше бывали «удивительные» застолья… Своими пороками не поделюсь - все свое ношу с собой. Я не перед аналоем на исповеди. Думаешь ли ты, что художник, как Демиург, своим творчеством может изменить людей? Если да, то в какую сторону? Никогда не поддавался такому соблазну, допуская, что художник что-то может изменить. Андрей Рублев изменил? У Леонардо получилось? Красивые слова для наивных. А.М.: Считаешь ли ты сны другой реальностью и много ли потом из сновидений отражается на полотне?И.Ч.: Не все сны – другая реальность. Периодическая система элементов, приснившаяся Менделееву, - упорядоченность целого, - доказательство присутствия Бога. Да, у меня есть несколько «сюжетов», пришедших во сне, которые еще ждут своего часа. Но это настолько для меня важно, что говорить об этом, - разрушить энергию замысла. А.М.: Самое большое искушение твоей жизни? И.Ч.: Красивая женщина! Она – всегда искушение. А.М.: Что бы ты взял с собой в бесконечное путешествие?И.Ч.: Электронную книгу, которую недавно купил. Там у меня почти вся моя библиотека. Можно читать до посинения. А.М.: А какая книга раскрыта сейчас на твоем столе?И.Ч.: «Роза мира» Даниила Андреева. Лежит уже лет 20. А.М.: Какой я не задал вопрос, на который бы ты хотел ответить?И.Ч.: «Есть ли жизнь на Марсе?». За бортом нашего разговора осталось много вопросов, на которые пытаюсь найти ответы. Они формируются из самих же ответов. И этот процесс бесконечен. В Бесконечности – два пути движения: в Космос и в Точку. А.М.: «Если бы не было "...", то это стоило бы придумать!» Вставь свой вариант.И.Ч.: Любви. Вот и поговорили..! Немного грустный разговор, но ведь мы пытались ответить на самые «проклятые» вопросы: кто мы? Куда идем? Зачем? И, похоже, не ответили. Может, и к лучшему – будет повод встретиться еще раз! Игорь улетает в Лондон, где открывается его персональная выставка в Российском посольстве, а я… А я дописываю эту строку. |
|
"Наш Изограф" №12 (198) Декабрь 2010, Москва "ЕЛЕНА И ИГОРЬ ЧЕТВЕРТКОВЫ"Театральное искусство, как и любой другой вид искусства, имеет, безусловно, свою специфику, свод правил, анахронизмов, а также методы их внедрения и, разумеется, нарушений. Это один из самых условных и в то же время конкретных видов искусства, завязанный с жизнью конкретного общества, человека, а также эпохи. Как и городская скульптура, и архитектура оно связано не только с непреложным мнением художника о предмете, им изображаемым, его творческим вкусом, мировоззрением, творческим кредо, профессиональными навыками, но и с вписыванием в созданное им художественное пространство живых людей с их характерами, свойством видения и умозаключения, способностью создавать образ с помощью пластики тела и голоса. Важен и музыкальный ряд этого коллективного мифотворчества. То есть более синкретического, зависимого от внешней среды искусства, при всей его казалось бы естественной претензии на полную самостоятельность, и представить трудно. Не говоря уже о том, что это еще к тому же и инженерное сооружение с движением задника, колосников, арлекинов, вертушки, реквизитных аксессуаров, мебели, людей. Не нарисованных. Художник театра должен быть и режиссером и психологом. Он должен как Бог предвосхищать все: и состояние декораций и настроение марионеток и ответную реакцию зрителей. А масштаб этого художественного полотна? Увы, из-за этого ему не угрожает стать "нетленкой" (разве что в виде эскизов декораций и костюмов). Но зато сколько тем, образов, сюжетов! И сколько зрителей! Об этом можно только мечтать. Современные actions при всех их неограниченных возможностях лишены тем не менее сложного полумистического обаяния сцены. Чтобы создать такой мир и снабдить его соответствующей атрибутикой мало знать законы сцены. Надо быть творцом в истинном значении этого слова. То есть уметь модулировать пространство с помощью созданных воображением и интеллектом образов. И иметь « наглость» быть самим собой, а не кем-то. То есть обладать в достаточной мере жизненной энергией характера, способного не только отстоять свое «я», но и с помощью его справиться с сопротивлением внешнего мира, тяжестью земного притяжения. Не это ли главный итог нашей повседневной деятельности, способности двигаться вперед, конечная цель пребывания на планете Гея. Наверное, потому и боги всегда были бестелесны, нематериальны. Именно поэтому, возможно, нам трудно понять их, а им - нас. Не поэтому ли мы в конце концов приняли совсем другого, своего, очеловеченного Бога. Но прекрасный мир древней языческой культуры, нашей alma mater и prima deus все еще жив в нас. Он в основе нашей культуры, нашего искусства. Этот мир, как мир прекрасной Атлантиды по-прежнему не оставляет равнодушным. Он великолепен не только своей самобытностью, изысканной простотой, гармонией, совершенством. Он подкупающе близок своей очевидной уязвимостью и недоступностью. Прежние боги земли окончательно переселились на небо, но отражение их могучей силы и красоты оживает в творениях ушедших вслед за ними цивилизаций, в их отношении к жизни и к миру. И чего уж там греха таить. Мир наш, старея, не меняется. Прежние пороки и страсти мучают детей прекрасной Геи, открывших когда-то легкомысленно ящик Пандоры, вопреки воле богов. И если даже чистый огонь Прометея не зажег в их сердцах света и радости, то что же говорить о их потомках, продолжающих отвергать его с зловещей регулярностью изо дня в день, из века в век. Чистой и загадочной предстает для нас искусство и философия античности. Из глубины уже наших веков кажется оно безмятежным и прекрасным. Остатки древней культуры поражают благородством форм, единством стиля, красотой идеи. Возможно, в искусстве и тогда жила изменчивая мода. Их век кажется днем, иногда светлым и безмятежным. И если люди жили не торопясь, успевали ли они вообще стареть? Радостное, вечно молодое и здоровое искусство эллинов отвергало все некрасивое. Практически все в их философии и искусстве (если, конечно, не иметь в виду пьесы Плавта) служило идее внутреннего и внешнего величия и красоте. Это так и осталось для нас тайной. А тайна всегда заманчива. Как же не понять тогда вечное тяготение к ним людей мыслящих, оснащенных благоприобретенным балластом эстетического интеллекта, с богатым воображением? Попал под обаяние их культуры когда-то и художник Игорь Четвертков. " Духовный дождь пролился на него в Херсонесе, древнем форпосте эллинской цивилизации на окраине нынешнего Севастополя. Руины кварталов, храмов, амфитеатра, скульптура, керамика - все это произвело на Игоря, по его признанию, ошеломляющее впечатление. Первые картины античного цикла он выставил в залах Херсонесского историко-археологического музея-заповедника. А затем эллинская экспозиция Четверткова начала путешествие по земному шару, побывав в Москве, Петербурге, Швейцарии, Италии, Германии, Франции, Великобритании, Кипре, Японии, наконец, в США." Используя в своих произведениях не только образы, но и вкрапления старых техник (мозаику, рельеф, точнее, их виртуозную имитацию, подобную труду древнегреческого Зевксиса ), художник создает пограничный мир, театр, в котором забытая, древняя цивилизация расцветает своей новой, таинственной жизнью. Созданная реальность становится живой, материализованной с помощью вкрапления в живописный материал этих кусочков древней фактуры. Вам никогда в детстве не хотелось оказаться в телевизоре и пощупать там что-нибудь из задействованных в сюжете предметов? И вот перед вами - такая как бы осуществленная возможность. Художник как бы переводит изображаемое из мира нереального, забытого в мир живой, материальный. Удивительный мир театра, удивительный мир искусства. Мир его неповторимого очарования и вечного смысла. Настоящий мир подчас сложен и груб. Сотворенный мир - не всегда прекрасен, но всегда подвластен нам, а потому часто является более понятным, более страстным, истинным. Не в этом ли эффект Пигмалиона? Его подлинная трагедия и только ему доступная радость? Но вначале было Дело. И дело это было жизненное важное и интересное. И дело это было - Театр. Наш московский Пигмалион родился в Москве и даже не в элитарной, рафинированной среде. В самой обычной. Закончил детскую художественную школу №3, где педагогами были ученик Д.Н. Кардовского М.П. Благих и его жена, Е.Г. Благих. Это были необыкновенные люди, незаурядные художники и великолепные педагоги. Они уже в раннем возрасте полностью сформировали эстетику и профессионализм будущего художника. Первым же учителем Игоря был незабываемый Игорь Александрович Ванин, учитель рисования в школе, который первым заметил юный талант и дал ему нужное направление. В 1973 году И.Четвертков поступил на театральное отделение Московского художественного училища Памяти 1905 года. Стал учиться у Станислава Бенедиктовича Бенедиктова и Татьяны Ильиничны Сельвинской. Это люди, щедро одаренные и талантом и человеческими качествами. Их роль в дальнейшей судьбе художника неоценима. Как и значение знакомства юного тогда еще мастера со знаменитым А.Г. Тышлером. Когда-то Игорь видел эскиз А.Г. Тышлера к "Мистерии-Буфф" для Театра Сатиры и это событие сыграло определяющую роль в выборе профессии театрального художника. Сильнейшее влияние на творческое воспитание молодого художника оказал и Б.А. Мессерер. "Вообще,- вспоминает Игорь,- влияний было не мало. Для творчески восприимчивой натуры художника они необходимы. Но в какой-то момент начинают мешать. Освободиться от обаяния того или иного настоящего мастера трудно. Но, безусловно, необходимо". Хотя до сих пор художник искренне радуется, когда вспоминает сказанные о нем, как об ученике, слова Бориса Асафовича на выставке художников-шестидесятников в Русском музее в Петербурге. По окончании в 1977 году театрального училища, он сам едет в Министерство Культуры и занимает вакантное место художника-постановщика в Горьковском Театре Юного Зрителя. Главным режиссером его в то время был Б.А. Наравцевич, а главным художником - С.М. Бархин (во время театральной практики во МХАТе, Игорь, под руководством своего учителя Т.Б. Серебряковой расписывал декорацию Бархина). Потом они одновременно ставили в ТЮЗе "Три сестры" и " Мери Поппинс". Во время работы главным художником в Кировском Драмтеатре оказался одновременно с работавшим в этом же городе в ТЮЗе главным художником, своим бывшим преподавателем в Училище Памяти 1905 года, Бенедиктовым. Какое-то время театральной деятельности относится к Читинскому драматическому театру, где им поставлены " Женский стол в охотничьем зале" В. Мережко, "Свадебный сезон" по рассказам А.П.Чехова, " Свалка" по пьесе А. Дударова " И был день" (1980-1990е годы). Последний свой спектакль, идущий и поныне, И. Четвертков ставит в Московском театре Луны С. Проханова. Он называется " Таис сияющая" (1998) и посвящен жизни великого Александра Македонского. Вот тогда-то и началась его эллинская эпопея. И хотя и раньше художник занимался параллельно станковой живописью, именно с этого времени и начинается его увлечение серией античности. Когда-то, еще будучи в Гурзуфе в Доме Творчества, оказался в Херсонесе. Тогда-то впервые воспользовался и театральной фактурой при создании первой своей работы под живым впечатлением от него. Была в том даже какая-то мистика. Переход этот произошел плавно, органично. Во многом под влиянием А.Г. Тышлера. Так возникли античные циклы "Шельф", "Лабиринт", " Золотое сечение", цикл античных портретов, античных натюрмортов. Серийность их обуславливалась многим. "Тышлер, кстати, тоже когда-то говорил, что ему мало выразить в одной работе то, что он хочет сказать, говорит Игорь,- думаю, у меня то же свойство натуры". Впоследствии появились и другие темы. Так, увлекся заказными портретами, выполненными в стилистике позднего средневековья и раннего Возрождения. Портреты, помимо своей ярковыраженной декоративности, психологичны. Этому способствует и заметное портретное сходство изображенных, символичность выбранных прообразов, а также сопровождающие их мудрые и таинственные латинские изречения. В настоящее время художник, чье имя заслуженно известно, а искусство востребовано (его работы есть и в коллекции живописи Мохаммеда Аль-Файеда, Министра Иностранных Дел России С.В. Лаврова и т.д.) находится на вершине творческого подъема. Отличающийся и ранее чрезвычайной работоспособностью и интеллектуальной любознательностью, он, продолжая работать над старыми сериями, готовится к созданию новых, в частности, Российского цикла. Для ее создания понадобится знание артефактов Древней Руси, ее древней культовой знаковой системы. Так, в данный момент, он создает работу на тему " Борис и Глеб". В проекте "Византийский цикл", "Санкт-Петербург". В основе последнего он думает создать образ Петербурга странного, особенного, " инфра-физического" Петербурга, навеянного впечатлениями " Розы мира" Даниила Андреева. Впечатления от книги усилены и личным знакомством с вдовой Д. Андреева Аллой Александровной Андреевой. Готовится " Венецианский цикл". "Работы и планов так много, что катастрофически не хватает времени,- жалуется художник,- Вопрос вдохновения не стоит. Этого всегда было в избытке". О чрезвычайной,фанатической работоспособности говорит и то, что невзирая на чрезвычайную трудоемкость создания работ, обусловленной спецификой их оригинальной техники исполнения, художник на редкость продуктивен. Совершенство и мастерство его произведений, их обаятельный и редкий , практически музейный эстетизм, находит им признание в самых различных кругах человеческого общества. Так, например, в 1993 году у него была куплена вся выставка его работ, включавшая в себя около 40 живописных работ. Их владельцем стал Русский Страховой Банк. Художник поставил около 50 спектаклей, участвовал практически в 100 выставках. Его работы - в коллекциях России, Кипра, Греции, Франции, Германии, Италии, Швейцарии, Великобритании, Японии, США. Он имел полное право украсить свой автопортрет кратким латинским изречением "Вершины достигаются постепенно". Но все же достигаются. Елена Четверткова родилась во Владимире, в самом сердце России. Потому - великолепные по цвету и тончайшие, как у Марьи Искусницы, изделия с применением старинных русских вышивальных техник, бисера, каменьев.( Хотя, конечно, бисерное вышивание использовалось и в Древнем Египте, и а Греции). Но Еленины шедевры - по-византийски витиевато изысканные и какие-то особенно праздничные. Училась она в Петербургской Академии Театрального Искусства (ЛГИТМиК). Стала художником кукол. Поставила несколько спектаклей. В 1980 году на малой сцене Владимирского театра драмы шел спектакль " Бонжур, Эдит Пиаф!". Сценография спектакля произвела сильнейшее впечатление. И не только на нее - спектакль этот вспоминают во Владимире и по сей день. Казалось невероятным когда-нибудь сотворить что-то подобное - необычность и целостность декорационных решений и сценических построений казались совершенными, недоступными для рядового художника. Это и было ее первое знакомство с Игорем Четвертковым, художником спектакля. Пока только в виде его творчества. Затем, уже в 1993 году, будучи как студентка ЛГИТМиК на практике во Владимирском театре кукол, произошло и их визуальное знакомство. Работа в театре кукол , а также художником -модельером в Доме Молодежной Моды и художественным руководителем Дома Русской Моды " Елена Пелевина" окончательно сформировало ее интерес к декоративным техникам, эксперименту с традицией, новейшим стилевым и технологическим разработкам. И хотя долгое время занималась бисером, коллекционными куклами и организацией выставочной деятельности мужа, в 1999 году, сформировавшись уже как мастер, начинает серьезно заниматься станковой живописью. Для нее это становится и способом реализации своих любопытных технологических экспериментов (вероятно в каждом театральном художнике сидит алхимический интерес к возможным экспериментам с гримом, бутафорией, светом). Еще до института она очень любила фактуры, свои опыты с материалом и его возможностями, связанные с деятельностью в кукольном театре. Все это увлекало ее своими неограниченными возможностями и фантазией. Ее стиль, сформированный умозрительным миром театра, в конце концов нашел свое выражение и в пластической органике серий « Египет», «Цветы». Для театрального художника, часто воплощающего свои художественные образы с помощью бутафории , расположения предметов в сценическом пространстве , выверенных ракурсов и освещения, выдумывающего свой мир и живущего в нем, такая тематика абсолютно органична . Причем если раньше художница, по ее признанию, боялась холста большого размера, то теперь и этот барьер преодолен. Работая лессировками и маслом как акварелью, во много слоев, она добивается самых разнообразных художественных эффектов, причем самой трудоемкой является разработанная ею технология создания эффекта настоящего рельефа, которая является авторским эксклюзивом, гомункулом фаустовской лаборатории. Интересен глубинный интеллектуальный подтекст казалось бы внешне чисто декоративных полотен. Их внутренняя статика и цветовое решение частично обусловлены в своем выборе великолепным знанием традиции, а подчас и индивидуальным подходом к тому или иному изображаемому мифу. Не случайно монохромное решение, например, египетской серии Елены Четвертковой. В древней Греции, ценные материалы (такие как мрамор и бронза) допускали только частичную раскраску. Конечно, полихромия использовалась греческими скульпторами, но только частичная. Так, например, в эпоху архаики - только для определения пестрого узора на бордюрах одежды. Никогда не раскрашивали всю одежду или все обнаженное тело его иногда только тонировали или протравливали). Значение краски в скульптуре иное чем в живописи – тектоническое, декоративное, но очень редко изобразительное. Скупой лаконичный колорит работ египетской серии Елены Четвертковой также обусловлен его скульптурной пластикой и рельефной фактурностью. Это условный декоративный момент присутствует во всех ее произведениях. Подобное художественное решение дает возможность представить традиционные образы в новых художественных концепциях и обобщениях. Рельефность добавляет изображению фактурность подлинного артефакта во всей его музейной значимости. Такой способ переосмысления чуждой реальности делает созданное произведение настоящим произведением искусства и ставит его в один ряд с шедеврами, истинный смысл которой для развития человеческой культуры уже доказало время. Гармония статики и покоя дает им ощущение вечности и органично вписывается в контекст ушедшей эпохи, делая подспудно акцент и на суету окружающих дней. Такое художественно-пластическое решение придает изображаемому особый колорит и значимость. Ступени прошлого реальны и ощутимы. До их тайн можно дотронуться рукой. В такой же объемной рельефной фактуре, несколько напоминающей гризайль, выполнен и ее серия растений и цветов. В работах Игоря Четверткова также используется подобный художественный прием, усиленный также театрально-постановочным реквизитным использованием таких деталей античной архитектуры, как монументальное письмо, элементы акротериев - грифоны и пальметты, детали архитектуры античных ордеров и т.д.. Сложная обманчиво монументальная художественная структура их полотен, многочисленные эффекты встроенных фактур, создает некий условный театральный полуреальный, полумистический мир, мир театра, в каждом их полотне. Это особый театр образов и перевоплощений. Он полон своих, скрытых законов признанных мистификаций и узаконенных таинств. Хочется поблагодарить художников за трогательно-чистое поклонение удивительной красоте древних античных символов и эстетике, их почтительное, отстраненное уважение к подлинной красоте мифа, случайным и долгожданным его открытиям, способности их сопереживания и воссозданию истинной культуре. Такие выставки помогают познавать мир и не переставать восхищаться его гармонией, извечно данной ему Создателем. Радует и востребованность такого искусства. В признании именно такого творчества уже содержится большой, глубинный смысл. Он говорит о том, что прекрасное по-прежнему не оставляет людей равнодушными, а Боги по-прежнему покровительствуют тем, кто честен, добр, трудолюбив и талантлив. И это – не миф и не сказка. |
"ИГОРЬ ЧЕТВЕРТКОВ"В моей театральной мастерской призывно звонит телефонный звонок. В трубке слышу знакомый голос Игоря Четверткова, бывшего моего ученика, а теперь и давнего товарища по совместным выставкам и работе в театре: «Здравствуйте! У меня скоро состоится выставка, на которой я собираюсь показать работы разных лет: театральные эскизы, живопись и портреты людей, которых я считаю своими учителями. Хочу перед экспозицией пригласить Вас к себе в мастерскую. Выставка приурочена к моей „круглой дате“ и я покажу то, что предполагаю экспонировать на ней». Предстоящий юбилей ученика навевает грустные философские мысли о слишком быстро текущем времени, но одергиваю себя и стараюсь мыслить проще и конкретнее. Договариваемся о встрече на выходе из метро «Цветной бульвар». Пока идём к его мастерской, разговариваем о театре, об общих друзьях, вспоминаем родное Московское художественное училище памяти 1905 года. С Игорем Четвертковым мы знакомы более сорока лет. В 1973 году, только что закончив Московский художественный институт им. В. И. Сурикова, я вернулся в МОХУ уже не учеником, а преподавателем театральной композиции и руководителем курса театральных художников. В моей очень большой, по нынешним временам, группе из шестнадцати учащихся Игорь Четвертков с первых же дней выделялся своим трудолюбием, упорством в достижении цели. До поступления в училище он учился в обшеобразовательной школе и с благодарностью вспоминает своего первого учителя рисования Игоря Александровича Ванина. Случайно увидев в альбоме репродукцию эскиза Тышлера к «Мистерии Буфф», Игорь Четвертков загорелся идеей театра, и эта встреча с работой прекрасного мастера определила его судьбу на долгие годы. Поступив в МОХУ, он в скором времени, набравшись смелости, однажды постучал в дверь мастерской Александра Григорьевича Тышлера и показал ему свои первые ученические работы, надеясь на помощь и советы. Предельная совестливость, искренность и смелость позволили ему время от времени приходить к художнику и получать ценные замечания. Огромное влияние на Четверткова оказало общение с Татьяной Ильиничной Сельвинской, которая своим творчеством, да и просто своей личностью, стимулировала к постоянному саморазвитию. Обогатила его внутренний мир и учёба у Татьяны Борисовны Серебряковой, ведущей в училище курс театральной живописи. В первых самостоятельных работах, представленных на занятиях, просматривалась увлечённость творческой манерой Бориса Асафовича Мессерера. Таким образом, опираясь на опыт разных по взглядам и методу работы художников, Игорь за четыре года учёбы на театральном отделении сумел обрести тот необходимый уровень мастерства, который позволил ему осуществить свои первые замыслы в театре. Начало работы художником-постановщиком во второй половине 1970-х годов принесло ему чувство радости первых творческих успехов в театре. Его эскизы декораций этого времени к постановке «Мери Поппинс» по повести П. Трэверс в Горьковском театре юного зрителя, эскизы к спектаклю «Дон Сезар де Базан» по пьесе Ф. Дюмануа и А. Деннери привлекли к себе внимание на выставках современной российской сценографии «Итоги сезона» и на других крупных театральных экспозициях. Его имя запомнилось. Начало 1980-х годов связано с работой в городе Кирове. Четвертков оформил спектакли «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, «Эти любящие женщины…» Робера Тома, «Молодая хозяйка Нискавуори» Х. Вуолийоки. Это был период обретения необходимого опыта работы в жёстких условиях периферийного театра, время первых побед, но, к сожалению, и первых разочарований от неполной реализации замыслов и частых несовпадений взглядов художника и режиссёров. Постепенно накапливалось чувство неудовлетворенности и горечи. Но, как награда за терпение и упорство, судьба дарила иногда встречи с интересными режиссёрами, такими как Ефим Золотарёв и Феликс Берман. Особенно яркие впечатления остались у Четверткова от работы с Берманом над спектаклем «Бонжур, Эдит Пиаф!» по Ж. Кокто во Владимире и «Слепящая тьма» по А. Кёстлеру в Твери. Увлечённость работой над этими спектаклями вдохновили его на создание наиболее удачных эскизов. Но подобные встречи с близкими по духу и устремлённостью людьми были всё-таки редкими исключениями. Мечты о своём режиссёре, соавторе, сотворце, о своём театре становились со временем всё более иллюзорными, а мечты о самостоятельности и поиске своей живописи — всё более реальными. Ограничив себя работой в мастерской, которой была для него небольшая двухкомнатная квартирка, он начал новый этап жизни. Время 1990-х годов заставило его резко переориентировать цель своих поисков, а также способ применения своего театрального мышления и декоративного мастерства. И в эти годы в результате кропотливой, сосредоточенной работы на свет появилась целая серия живописных работ, объединённая в циклы. Живопись Четверткова этого времени несёт в себе декоративное начало. В своей способности соединить живописную поверхность холста с ярко выраженной фактурой, почти горельефом, художник достигает почти иллюзорного ощущения фрагментов античной мозаики. Благодаря своим работам Игорь Четвертков стал участником множества выставок и фестивалей за рубежом, автором персональных выставок в Великобритании и странах Северной Америки. Его работы представляли во многих столицах стран Европы, включая Брюссель и Люксембург. Живописные холсты, приобретённые в многочисленные частные российские и зарубежные коллекции, украшают собой стены известных загородных домов и замков. Но задолго до этого состоялась счастливая для художника поездка на творческую дачу в Гурзуф, где Четвертков, отделившись от общей группы рядовой экскурсии, увидел и наскоро изобразил в блокноте нисходящую диагональную линию горы, продолжающую свое движение под горизонталью поверхности моря. Этот набросок стал впоследствии началом цикла работ под названием «Херсонес». За ним последовали новые серии, одухотворённые проснувшимся интересом к античной культуре Древней Греции, а затем и Древнего Рима. На стенах мастерской художника висит несколько холстов из серии «Шельф». В изображенной на них синей бездне вод плавно проплывают экзотические рыбины. Под ними внизу, на дне, покоятся фрагменты древних амфор и мозаичных панно, частично ушедших в песок и поросших ракушечником. Подобные инопланетным существам, безразлично взирают на всё это обители морских глубин — немые свидетели давно ушедшего, некогда гармоничного и прекрасного мира людей. Назад, по дороге к метро, мы вновь говорим о предстоящей выставке, об учителях, о театре, живописи и, конечно, о быстро текущем времени. |
